Тебя не учили показывать свои чувства, ты все скрываешь, ты все привык скрывать, кроме, пожалуй того, что… ты не можешь себе позволить даже улыбнуться, но ты сам выбрал себе такую стезю. Ты гениальный детектив, ты многое совершил по пути к этому моменту, и вот теперь, вдруг, внезапно, ненароком случилось то, чего ты уже и не ждал в этой своей жизни. Но случилось слишком поздно.
Уже поздно пытаться повернуть назад, ведь назад дороги нет, и никакой хладнокровный план не может успокоить твое бешено колотящееся сердце. Позади – твое прошлое, а что впереди?
О, как тебе нравилась эта глупенькая Миса-Миса. И эти встречи. Только тогда ты мог почувствовать, что в груди Лайта, твоего Киры, бьется человеческое сердце. Но ты обманывал себя. Везде расчет, каждый человек – пешка, чувства – как связующая нить между хитроумными ходами. У этого человека не было ничего, чем он не смог бы пожертвовать. Но это ты понял позже, пожалуй, слишком поздно.
Когда ты полюбил его? Тогда, когда впервые начал подозревать слишком уж безупречного молодого человека? Когда встретился с ним взглядом на вступительном экзамене? Когда? Кто знает… Точно не ты. Безупречный L не может даже предположить – как забавно. Только вот тебе совсем не смешно, пусть смеются другие.
Ты не знаешь когда, но знаешь почему. Ты не распрощаешься ни за какие сласти мира со своей уверенностью в том, что эту партию играешь именно с ним. Он – первый, кто мог сравниться с тобою. И, может быть именно из-за этого, пламенный цветок расцвел в твоем сердце. Благодарность судьбе за то, что встретил равного партнера для игры, переросла в… то, во что переросла.
О, ты с трудом сдерживал биение своего глупого сердца когда заключал его под стражу. И он знал, что когда-нибудь ты выпустишь его из каменного плена. Потому что ты гений, но все-таки человек. А потом потянулись эти жуткие дни, когда ты сам сковал себя одной с ним цепью, проверяя на прочность и себя и его. Его хитрость и свое сердце. И ты проиграл, хотя так же как и он не любил проигрывать.
Цепь, соединяющая ваши руки, была отброшена прочь, но еще более крепко привязало тебя к нему твое сердце. Такой же, как и у всех других людей, комочек плоти. Глупое, глупое сердце.
А потом раздался стук в твою дверь. И ты равнодушно поглядел на часы. Далеко за полночь – в это время совершаются самые темные дела. Только нет такой тьмы, которую бы не развеял огонь в твоей душе, огонь разума и любви. И ты сказал:
- Войдите.
Тихие шаги, приближающиеся к твоему креслу, легкая тень на полу, тихий шепот над ухом, и ты готов вздрогнуть от неясного сомнения, но ты привык выглядеть спокойнее, чем есть на самом деле.
- Думаешь о Кире? – вопрос.
А ведь и впрямь думаешь о нем этой черной, как помыслы преступника, ночью, думаешь только о нем, но не как о враге и даже не как о партнере, а как о… человеке? Осталось ли в его глазах хоть что-то человеческое? Ты хотел бы заглянуть в них сейчас, но кругом царит мрак, лишь огни города немного растворяют напавшую на комнату тьму. Его дыхание еще ближе, и ему явно все равно, ответишь ли ты на его вопрос или нет. Ты молчишь.
- А мне вот не спится… - в голосе насмешка. – Тебе, судя по всему, тоже. Даже не ясно как это ты еще не разгадал Киру при таком-то усердии.
Ты молчишь. Есть ли смысл отвечать?
Неожиданно холодные пальцы скользят по твоему лицу. Застывают на теплых губах, сползают к подбородку, заставляют тебя поднять голову. Ты не видишь его глаз, и не чувствуешь какой огонь горит в них сейчас. Тебе немного интересно, до каких границ зайдет сам Кира в этом вторжении в чужой покой. Ты мог бы сейчас ударить его, но зачем? Он скоро уйдет и сам, а пока…
Холодные губы, как будто он уже не человек, а шинигами, настолько холодны его губы, они накрывают твои, такие теплые и сладкие. Поцелуй длится мгновение. Всего одно, а могло длиться и дольше, но ты не хочешь, ты не понимаешь зачем.
- Будешь конфетку? – Ты отворачиваешься, хватая со столика и запихивая за щеку конфету – самый привычный для тебя способ успокоиться.
- Нет. Хотя…
И вновь холодные губы накрывают твои такие теплые, и ты уже не можешь противиться опьяняющей ласке, и крепкие руки обнимают тебя за талию, и ваши языки борются за липкую начинку конфеты… Ты молчишь и переводишь дыхание. Лайт где-то рядом, наверняка смотрит на тебя с презрительной усмешкой, если хоть что-то видит в этой темноте. А ты в растерянности, ведь ты с детства не любишь глупых шуток, и, наверное, это происшествие заставит тебя невзлюбить их еще больше. Его холодные руки все еще сжимают твою талию, вдруг рассеяно замечаешь ты.
Ягами легко подхватывает тебя на руки и несет куда-то. А, ну да, кровать…
Тихий смешок.
- Такой великий детектив и такой легкий…
Пальцы скользят по твоей груди, проводят по животу. О, боги, пускай даже боги смерти, как мешает тебе эта одежда. Ты не можешь почувствовать до конца всю эту ласку, может быть последнюю, прежде чем Лайт вернется в свои комнаты.
- Что тебе нужно? – голос твой стал хриплым, но ты еще можешь убедить себя, что твое горло пересохло от той конфеты. Ты обещаешь себе никогда больше их не есть, а между тем… Твой любимый человек рядом и ты прямо-таки обязан радоваться. Но радоваться не получается – его пальцы проскальзывают под твою одежду и не получается чувствовать уже ничего кроме… Легкий поцелуй в краешек губ, а ты лежишь, такой теплый и беззащитный и даже не можешь остановить это действо. Не хочешь. Резко вспыхнувший свет маленькой лампы заставляет тебя зажмуриться, но все твои печали вознаграждены сполна видом Лайта в полу расстегнутой рубашке. И твои тонкие и теплые пальцы тянутся к нему, но опускаются на полпути. И никакой насмешки нет в его глазах, глазах победителя. Хотя почему? Разве победил он?
- Такой великий детектив и такой недогадливый. - Он улыбается, расстегивая рубашку и стягивая ее с себя, медленно, пожирая тебя глазами. Твои руки, уже как будто действующие сами по себе, обвивают его шею, притягивают его к тебе.
- Но-но! – строго заявляет он, осторожно выворачиваясь из твоего несмелого объятия.
Тебе становится дико неприятно, ты ожидаешь, что он сейчас рассмеется и скажет что-нибудь про то, что шутка по-видимому удалась. Только вот вместо хлестких слов ты чувствуешь, как он начинает медленно тебя раздевать. Холодные пальцы скользят по твоей бледной коже, заставляя ее покрываться мурашками, а тебя – легонько вздрагивать. Пальцы его возятся с пуговицами на джинсах, по-видимому, руки его дрожат не меньше, чем твои, сейчас яростно мнущие одеяло.
- Помочь? – Сухо спрашиваешь ты. Эти слова стоили того, чтоб их произнести, поскольку удивление Лайта трудно описать словами. Или он опять играет с тобой? Ты мягко отстраняешь его руки и, справившись с застежками, стягиваешь джинсы, глядя исподлобья на своего противника.
А потом…
Общее тепло двух обнаженных тел, соприкасающихся друг с другом, его холодные пальцы на твоей бледной коже, поцелуи, слаще всех конфет, всех тех которых тебе довелось попробовать, и нежные ласки, и…
а потом…
Холод его пальцев внутри тебя, и ты извиваешься на простынях, чувствуя его руки там, где им вовсе не положено быть, и ощущение полного слияния, когда он медленно входит в тебя, и твои широко распахнутые глаза и резкими толчками вырывающийся из легких воздух, и липкий пот на твоей коже, и его глаза в нескольких дюймах от твоих. Глаза победителя.
А потом…
Рассвет ты встречаешь один. Сидя у распахнутого настежь окна. Идет дождь, падает на землю упругими струями. Ты любишь своего Киру. Ты готов отдать ему все… Ты отдал ему свое тепло – недаром так мерзнут кончики пальцев. Неизвестно за что ты сделал ему такой дар. Вопреки всему. И ты понимаешь, что даже эта ночь была еще одним его ходом к победе. Да разве он победил? Еще не все потеряно, но…Это был еще один его ход и ты этот ход разгадал. Ты бессилен, ты не можешь поднять меч на того, кто подарил тебе…
Ты должен следовать его плану. В его план входит твоя смерть. И ты стоишь на крыше под дождем, как всегда сутулясь, глядя из-под падающих на лицо волос на раскинувшийся внизу город. Звон колоколов, тризна по тебе? Медленно холодеет тело, и только сердце еще продолжает биться. Биться во имя всего того счастья, что довелось тебе испытать. Ты слышишь шаги за своей спиной. Ты бы узнал их из тысячи других, если бы это требовалось…Струйки воды сбегают по твоим волосам.
И вот вы уже внутри, он сушит свои волосы, потемневшие от воды… а ты просишь позволения быть у его ног… он не поймет, как не понял итого, о каком колокольном звоне ты говорил, но ты все равно благодаришь его за все то, что он подарил тебе. За хорошую игру, за то, что был хорошим другом, за то, что. Ты смотришь на его снизу вверх, и во взгляде твоем теплится радость. Ты свой выбор сделал…
И когда ты лежишь на полу, а сознание твое слабеет, и его руки вновь прижимают твое теплое худое тело к нему, он улыбается, дьявольски, торжествуя, и слова, которые он произносит, складываются в нелепые попытки изобразить скорбь. Ты хочешь ему что-нибудь сказать, но он не видит тебя, он видит лишь поверженного врага. Тебе остается только смотреть в его счастливое лицо и умирать…
Ты не сделал его счастливым при жизни, но твоя смерть стала для него счастьем.
Он победил тебя.